Раз в столетие в их лесу обязательно находится достаточно глупая и достаточно смелая фея, которая идет к лесной колдунье просить жизни за пределами густого леса, вдали от зеленых звезд и серебристых нитей. "Я хочу услышать музыку, увидеть города, ощутить прикосновение людей и познакомиться с какой-нибудь кошкой!" восторженно говорит она лесной колдунье, занятой ткачеством. Колдунья вздыхает тяжело, но отпускает ее - она никогда их не удерживает.

Когда в самую чащу леса забредает отчаявшаяся дева с оливковым отсветом в глазах - лес замирает, принимая возвратившуюся дочь. Фея знает, что с лесом теперь ее связывает только оливковый отсвет в глазах и вернуться можно закутавшись в ворох листьев у корней дуба, стоящего возле самого дома колдуньи. Дуб стар как сам лес и усеян зелеными звездами. Говорят, он появился тут даже раньше лесной колдуньи.
Но все же в его ветвях найдется раз в сто лет место для новой звезды.

@темы: сны, феи

---

Ты помнишь, как в твою мастерскую пришел кто-то. Ты не помнишь, как оно выглядело, даже был ли это он или она. Ты не помнишь, какой у него был голос.
Оно пришло в твою мастерскую вечером, когда ты уже выключала свет и собиралась закрывать дверь. Ты собиралась сказать, что твой рабочий день закончен, но не смогла. Оно заговорило первым.

Оно сказало тебе, что ему нужно, чтобы ты кое-что сшила. Оно дало тебе ткань - шелк, тоньше и легче, чем ты когда-либо видела. Оно дало тебе все мерки - записанные на чем-то, что могло быть только пергаментом. Это были мерки ребенка.
Оно сказало, что платье должно быть готово к утру.
Ты хотела сказать, что не успеешь, что успеть просто невозможно, но не сказала. Оно ушло.
И ты села шить.

Это была самая длинная ночь в твоей жизни. Ты измеряла, резала, шила, рвала нитки, колола пальцы. За окном было темно, ты не смотрела на часы, хотя была уверена, что уже давно должен был наступить рассвет, дважды, трижды, бесконечное число раз.
Солнце взошло в тот момент, когда ты закончила последний стежок, а на двери звякнул колокольчик.
Оно осмотрело твою работу, кивнуло и вышло. А ты в изнеможении упала на тюки, ткани, обрезки и клубки ниток рядом с детским платьицем из самого тонкого шелка, какой ты когда-либо видела. И уснула.

Тебя разбудил новый звон у двери. Оно явилось опять и протянуло тебе резной ларец. Ты открыла крышку. В свете закатного солнца переливались нити чистого золота и серебра, ярче и чище, чем ты когда-либо видела. Оно сказало, что платью нужна красивая вышивка, и что работа должна быть закончена к утру.
И ты села шить.

Эта ночь стала для тебя еще длиннее предыдущей. Ты чертила по тончайшей ткани мелом, вдевала в иглы блестящие нити, колола пальцы и вышивала. Тебе казалось, что прошла уже сотня рассветов и закатов, но ты не заметила их, ослепленная блеском золотых и серебряных нитей.
Солнце взошло, когда последняя нить улеглась в неповторимый узор, и в тот же момент зазвенел колокольчик у двери.
Оно осталось довольно работой, а ты без сил рухнула возле мерцающего серебром и золотом детского платья и уснула.

Тебя разбудил звон колокольчика у двери, а когда ты открыла глаза, оно уже стояло над тобой. Оно развязало бархатный мешочек и высыпало на стол бисер: мелкие, как песчинки, как звезды на далеком небосводе, драгоценные камни, сияющие всеми цветами радуги и цветами, которым ты не смогла бы подобрать названий.
Оно сказало, что это последнее, чего не хватает платью. Оно сказало, что придет утром.
И ты села за работу.

Третья ночь стала самой длинной. Ты низала бисер, рвала нитки, колола пальцы и омывала чудесные бусины каплями своей крови.
Тысяча рассветов и закатов должны были бы пронестись за окном, но ты не видела ни одного. Ты не видела ничего, кроме сияния драгоценного бисера, и не чувствовала ничего, кроме уколов на своих немеющих, окровавленных пальцах.
Но ты закончила работу в срок, и до рассвета успела отойти на шаг от готового платья и последний раз окинуть взглядом свою мастерскую.

Потом оно пришло, чтобы оценить твою работу. И с первыми лучами солнца оно забрало тебя с собой.


***


Ты помнишь башню, в которой окна и дверные ручки были слишком высоко, чтобы ты могла дотянуться, а потолки были так далеко, что ты не могла разглядеть рисунка на них.
Ты помнишь работу, бесконечную работу, бесконечные иглы, нити и ножницы.
Ты помнишь приказания сшить до рассвета, который наступал, когда хотел, помнишь страх не успеть и неотвратимость наказаний.
Ты помнишь, как делала чудесные вещи, настолько чудесные, что не можешь вызвать в памяти их образы.
Ты помнишь кукол с идеальными, неестественно прекрасными чертами, одетых в вещи, которые ты сшила.
Ты помнишь, как пряталась в углу, в темноте, но оно всегда находило тебя.

Оно не обращало внимания на тебя до тех пор, пока не приходило время тебя наказывать. Поэтому ты научилась делать свою работу хорошо и в срок. Ты прятала в рукава обрезки ткани, нитки и бусины, а когда оно не смотрело, шила из них кое-что для себя.
Единственном твоим воспоминанием из прошлой жизни, которое не казалось сном, была плюшевая игрушка. Старый, несколько раз заштопанный кот с глазами-бусинами, с которым ты не расставалась, когда была маленькой девочкой.
Цепляясь за эту последнюю нить, удерживающую тебя от безумия, ты шила, по паре стежков за раз, соединяя любые остатки ткани, которые удавалось сохранить.
И когда ты закончила работу и обрезала последнюю нить, твой кот ожил. Сверкнул полированными глазами-пуговицами, ткнулся лбом тебе в руку и пообещал показать выход.


***


Ты бежала, пока у тебя были силы сделать еще хоть шаг. Бежала, до смерти боясь упустить из виду мелькающую впереди разноцветную шкурку лоскутного кота. Бежала сквозь жуткий лес, цепляясь одеждой и волосами за крючковатые, шипастые ветви, спотыкаясь и царапаясь.
Ты бежала, пока у тебя были силы сделать хотя бы шаг. Когда силы кончились, ты упала в траву. В отдалении ты услышала шум, вызвавший смутные воспоминания о прогулках в городском парке.

Ты открыла глаза, и рядом кто-то сказал:
- Добро пожаловать назад.

@темы: феи

---

Страшно теперь оглянуться, смотри!

По небу мчатся багровые тучи;

Воинов кровь окрасила воздух, -

Только валькириям это воспеть!

Старшая Эдда

Сначала, глядя с уровня земли, сквозь заляпанный кровью, треснувший визор шлема, он увидел только чью-то ногу в блестящем армейском ботинке. Затем рискнул медленно поднять голову, удивляясь, что не чувствует боли.

Перед ним стояла статная белокурая дева в идеально подогнанном по фигуре бронежилете и странном рогатом шлеме. Ее глаза были ярко-синими и светились изнутри, словно две соул-сферы.

Она наклонилась к нему, пощелкала пальцами у него над ухом и что-то сказала. Сквозь утихающий звон в ушах он разобрал только:

- ...или так и будешь тут валяться?

Морпех торопливо поднялся на ноги, правой рукой все еще сжимая двустволку, а левой невольно оглаживая собственный комбез, покрытый засохшей кровью чуть ли не всех цветов радуги. За спиной странной девы, гулко топая и жужжа сервоприводами, бродил громадный кибердемон, то и дело праздно пиная копытом усеивающие пол трупы адских отродий.

Морпех вскинул двустволку, прицелился... но кибердемон в упор не замечал ни его, ни девицу в рогатом шлеме. Боец растерянно опустил оружие и снова перевел взгляд на пришелицу.

- Ты... - он так давно ни с кем не разговаривал, что тут ему пришлось прокашляться, - ты кто?

Поджав губы и недовольно прищурившись, дева молча смотрела на морпеха.

- Эй... - он робко помахал перед ней рукой, - что происхо...

- То есть на этот раз ты пропадать не собираешься? - перебила его девица.

- Чего? - беспомощно переспросил морпех.

- Предыдущие шестнадцать раз ты исчезал, стоило мне появиться. Так что я пока подожду, прежде чем что-то тебе объяснять.

И она замолчала, сложив руки на груди и вперив в бойца суровый взгляд. Тот нервничал и избегал ее взгляда, предпочитая наблюдать за слоняющимся кибердемоном.

Прошла минута. Морпех, наконец, робко открыл рот, и был немедленно перебит.

- Ладно, - деловито сказала дева, - просто так стоять тоже скучно. Я забираю тебя в чертоги, достойные павшего воина.

- Павшего?.. - переспросил морпех.

Девица кивнула ему под ноги. Он посмотрел туда и увидел среди крови, костей и ошметков внутренностей обрывки собственного комбинезона и обломки шлема.

- Так он меня...

- А что ты хотел, - фыркнула дева, - на кибердемона с двустволкой?.. Хотя ты молодец, вон сколько их положил. А потом поймал ракетный залп мор... челом. Опять.

- И... что теперь? - морпех растерянно смотрел на двустволку, которую все еще сжимал в руке.

- Говорю же, забираю тебя в чертоги. Будешь там по ночам пировать с девицами, а днем рубиться с такими же бравыми вояками как ты.

- Рубиться?

- Ну да. Только на этот раз не ради спасения человечества, а так, для развлечения. Представь: патроны бесконечные, умирать нестрашно, вокруг друзья-приятели... сплошное веселье. А главное, никаких тебе марсианских баз, похищенного населения земли, которое кроме тебя спасти некому. А по ночам - еда, выпивка, девицы, опять же.

Морпех робко улыбнулся. Он не делал этого даже дольше, чем не разговаривал, так что ощущения были несколько непривычные.

- Ну, звучит неплохо. Только подожди, а как же... - он обвел двустволкой кровавый пейзаж вокруг себя и остановился на кибердемоне.

- Не такая уж ты и единственная надежда. Кто-нибудь найдется. Да и что ты-то уже можешь сделать? - тут она почему-то нервно глянула куда-то в дымное небо. - Ты уже свое отвоевал, ты и так герой.

Боец вздохнул.

- Ну, пожалуй, ты права, - двустволка с чавканьем упала в кровавое месиво под ногами.

- Ну, значит, полетели, - она снова глянула на небо, а потом за ее спиной распахнулись шикарные белые крылья. - Давай руку.

Морпех смотрел на нее с открытым ртом.

- Руку, говорю, давай!

Он тряхнул головой и поспешно сжал ее изящную руку своей огромной лапой. Девица легко подпрыгнула. "Ничего себе, я так не умею!" - успел подумать морпех, прежде чем его ноги оторвались от земли, и огромная туша кибердемона оказалась далеко внизу.

Они мчались сквозь облака, сначала багряные и черные, потом все более светлые и легкие. Внизу морпех то и дело видел участки пройденного пути - бесконечные переходы, дворы, залы, коридоры, вымазанные до потолка разноцветной кровью стены, заваленные трупами полы, лужи раскаленной лавы и кислоты. Тут и там мелькали небольшие закутки с еще живыми монстрами, и боец досадливо качал головой - эх, пропустил секрет... но постепенно все эти картины пропали из виду, и вокруг осталось только небо.

- Слушай, - крикнул морпех несущей его деве. - Ты что-то говорила про шестнадцать раз, про то, что я пропадал... что ты имела в виду?

Дева, не замедляя хода, посмотрела на него и нахмурилась.

- Вас, героев, - наконец сказала она, - просто так на покой не отпускают. Вы все время возвращаетесь. Погибнете - и заново в бой. Ничего, мы уже почти на месте. Если повезет - никто тебя уже не потащит в этот ад на земле... смотри!

Она указала вперед. Морпех посмотрел и невольно открыл рот, ухудшив собственную аэродинамику.

Впереди светился дворец. Похожий одновременно на средневековый замок и марсианскую военную базу, он был больше и прекраснее всего, что боец когда-либо видел. Дорога к воротам была вымощена черепами всех возможных форм и размеров, а над массивными створками висели скрещенные двустволка и плазменная пушка. Валькирия ускорила полет, а морпех пожалел, что у него нет собственных крыльев, чтобы лететь еще быстрее.

Среди ясного неба раздался звук, похожий на выстрел из дробовика. Откуда-то снизу донеслась тревожная музыка. Лицо крылатой девы исказилось.

- Нет... нет-нет-нет-нет-нет! - прокричала она и замахала крыльями так, что начала терять перья.

- Что происходит?! - прокричал морпех, стараясь удержаться. Его вдруг начало тянуть вниз.

Раздался второй выстрел. Музыка стала громче. Дева плакала, вцепившись в руку героя обеими руками и уже беспорядочно хлопая крыльями.

- Что это?! - орал он, уже понимая, что не удержится.

- Загрузка, - прорыдала девушка.

Раздался третий выстрел, и морпех словно бы стал бестелесным: его рука просто выскользнула между ее пальцев, и он исчез внизу.

Музыка стихла. Девушка последний раз всхлипнула, сорвала с головы рогатый шлем и со всей силы запустила его вниз, вслед исчезнувшему морпеху. Пронаблюдав, как он растворяется в облаках, она развернулась и размеренными, мощными махами крыльев устремилась к воротам.

Дева закрыла за собой огромные створки ворот. Перед ней простирался огромный зал с длинным столом, дальний конец которого исчезал где-то впереди. У ближнего же конца сидели еще несколько девиц, как сестры похожих на первую. Больше в зале не было никого.

- Опять загрузился? - сочувственно спросила одна из них, отрываясь от кружки с пивом.

- Как всегда, - буркнула пришедшая. - У вас, я смотрю, дела не лучше.

- Конечно, - фыркнула еще одна, сидя на углу стола и сосредоточенно обрабатывая ногти пилкой, - все грузятся, дураков нет.

- Ничего, - вставила очередная дева, откладывая какую-то книжку в мягкой обложке, - когда-нибудь кому-нибудь надоест.

- Да давно бы уже пора, - вздохнула первая. - Тем более, такому ламеру, как этот...

Вдалеке прогремело несколько взрывов, раздался приглушенный крик.

- Вот об этом я и говорю, - дева развернулась на каблуках и направилась обратно к двери, по дороге зацепив с вешалки у входа новый шлем. - Может, на этот раз повезет?..

@темы: киберия

---

Заведи кошку. Срочно заведи кошку: подбери на улице, купи в зоомагазине или на птичьем рынке, возьми котенка у друзей. Кошку, кота, черную, белую, серую, пеструю, полосатую, пушистую, гладкошерстную, лысую, породистую, дворовую. Любую. Пусть в твоем доме как можно скорее появится кошка.

...ты поздно возвращаешься домой. В квартире темно, а выключатель расположен так неудобно - сделать шаг, да еще и руку протянуть в темноту. На пороге ты на минуту поддаешься первобытному страху и замираешь, не в силах пошевелиться.
К твоей ноге приваливается теплый мохнатый бок. Ты с облегчением вздыхаешь. Ты не один. Ты решительно шагаешь во мрак.

...ты просыпаешься среди ночи от необъяснимого ужаса. Ты пытаешься вспомнить кошмар, который тебя разбудил. Фары машин за окном бросают беспорядочные пятна света на потолок. Тебя трясет.
Ты слышишь басовитое мурлыканье над ухом, мгновенно успокаиваешься и закрываешь глаза.

...следующий день - выходной, и к тебе в гости заглядывает друг. Вы сидите на кухне и обсуждаете предстоящий день, когда в комнате вдруг что-то падает, слышится мягкий топот, и кто-то начинает скрестись в дверь.
Твой друг вздрагивает:
- Кто это там?
- А, - отмахиваешься ты, - это кошка. Все утро сегодня буянит.
- Ого! - удивляется друг. - Ты взял кошку? Когда только успел...
Ты замираешь. Ты несколько раз моргаешь, глядя на друга. Ты медленно обводишь взглядом кухонный пол. Мисок нет.

Все правильно.

У тебя нет никакой кошки.

Скрежет когтей по двери становится громче.

Срочно заведи кошку. Кто знает, что может поселиться в доме, в котором нет кошки...

@темы: страшно?

---

Ты просыпаешься в гробу - запах формальдегида, сырой земли и дерева, - просыпаешься от раздражения, ворочаешься и, в конце концов, пробиваешь окоченевшими руками крышку.

Отплевавшись от земли и вытряхнув ее из волос, ты оглядываешь кладбищенский пейзаж. Прищелкиваешь пальцами, поправляешь на ходу грязный пиджак и идешь, пританцовывая, на мелькающий среди деревьев свет фонаря.

Испуганный сторож, седея на глазах, прижимает фонарь к груди и теряет дар речи. Ты не обращаешь внимания, сипло рычишь: "да дай уже сюда!" и отбираешь у него источник света. Потом, уже в его сторожке, придирчиво оглядываешь себя с ног до головы - волосы свалялись и покрылись комьями земли, одежда грязна и изорвана, лицо синеватое и в пятнах. "Нет, - думаешь ты. - В таких туфлях решительно нельзя выходить в город", - и откапываешь в тумбочке старомодные, но целые и блестящие штиблеты сторожа. Они идеально сидят на твоих ногах, и ты довольно прищелкиваешь каблуками, прежде чем выйти наружу.

Под полной луной и бегущими облаками ты напеваешь себе под нос, перебираешь пальцами воображаемые струны и даже слегка подпрыгиваешь в такт. Изредка мимо проносятся машины, и еще реже, поймав тебя в свет фар, водители резко меняют курс, объезжая тебя по широкой дуге.

Ты добираешься до своего города - знакомые узкие улочки, знакомые парочки на скамейках, знакомые пьяницы по углам и шпана в подворотнях. До тебя никому нет дела, а ты идешь, все отчетливее пританцовывая, с фонарем в руке, и находишь дорогу на слух.

Кто-то пытается попросить у тебя закурить, но ты смотришь прямо на него, и он убегает на подгибающихся ногах, дико крича. Люди оборачиваются, раздражая тебя взглядами, но ты идешь дальше. Каблуки стучат, пальцы щелкают, ты даже на ходу покачиваешься в ритм.

Конечно, среди ночных гуляк вокруг поднимается паника, кто-то разбегается с твоей дороги, кто-то стоит прямо перед тобой с чем-то блестящим в руке. Он не хочет уходить, и ты почти танцевальным движением отбрасываешь его, как тряпичную куклу.

Ты слышишь, уже совсем отчетливо слышишь музыку - наконец-то, вот она, твоя дверь, венки уже убрали, траурные занавеси сняли, из окон струится теплый желтый свет. И музыка - несмолкающая, ритмичная, привязчивая.

Ты раздраженно стучишь в дверь, невольно повторяя ритм, и ждешь, похлопывая себя ладонью по бедру. Наконец дверь открывают - маленькая седая тетушка, она никогда тебе не нравилась, ты с ней даже не здороваешься, оттирая с дороги, и не обращаешь внимания на стук упавшего позади тебя тела.

В ярко освещенной гостиной смолкают разговоры, звенит уроненный кем-то бокал, кто-то открывает рот, но пока еще не кричит - единственным звуком остается музыка. Ты обводишь комнату злым взглядом.

Вот они: проигрыватель, динамики, пластинки - все здесь, на тумбочке, как и было в тот момент, когда ты умер, и чертова песня, которую ты запомнил вдоль и поперек, так и играет, как тогда. Кто же так любит этот простоватый мотивчик, что никак не может наслушаться?

Ты заносишь руки над проигрывателем, но кто-то хватает тебя за плечо. Ты оборачиваешься и получаешь тяжелый удар по голове. Что-то внутри тебя хрустит, раздражая еще сильнее - кажется, даже этот хруст попал в дурацкий ритм. Ты глухо ворчишь, отбираешь у кузена канделябр и сам бьешь его наотмашь. Он рушится на пол, и в гостиной начинается давка - все бегут прочь.

Канделябр приходится очень кстати. Динамики шипят и трещат, когда ты ломаешь деревянный корпус и рвешь мембраны, осколки пластинок усыпают пол, порванные провода искрят. Ты упоенно крушишь источник мерзкой музыки, пока не остается ни одного целого кусочка.

Наконец ты останавливаешься и прислушиваешься. С улицы слышны беспокойные крики, ты узнаешь голоса родственников и соседей.

На мгновение ты улыбаешься - и тут же кривишься, как от внезапной боли. Ты снова слышишь ненавистную песенку, тише и откуда-то издалека. Из соседнего дома, скорее всего.

Так и сжимая в руке канделябр, ты пинком распахиваешь дверь. Перед домом собралась небольшая толпа, у кого-то в руках блестят ножи и топоры, кто-то клацает затвором ружья. Музыка слышна с той стороны улицы, а эти идиоты - кто же еще станет слушать такую бездарность? - стоят у тебя на дороге.

Ты спускаешься с крыльца, слыша, что твои шаги следуют все тому же ритму, и идешь прямо на толпу. Грохочет выстрел, дробь дергает тебя назад и окончательно портит пиджак, и тебе приходится свернуть с пути, чтобы отобрать ружье и пробить прикладом голову стрелку. Толпа снова кричит и бросается прочь.

"Правильно, - думаешь ты, шагая вперед под отвратительную песню, - бегите. Потому что если вы будете мне мешать, я убью вас. Я выломаю каждую дверь на своем пути и порву на части каждого, кто слушает эту дрянь. Она достаточно надоела мне, когда я был жив. Хватит. Теперь я буду крушить, ломать и убивать. Пока от меня. Не отвяжется! Эта!! Чертова!!! ПЕСНЯ!!!"

@темы: страшно?

---

Много меня - пропал бы мир.

Мало меня - пропал бы мир.
Загадка

Ты умрешь, и твои друзья принесут тебя к берегу реки. Они оденут тебя в белые одежды, на голову возложат венок из цветов, какие носят только мертвые, и разрежут твои вены. Как забрезжит рассвет, они молча опустят тебя в воду, отвернутся и уйдут.

Когда их шаги затихнут, вода подхватит тебя, и ты отправишься в плавание. Над тобой будут склоняться ивы, обрамляющие серо-белое небо. Ты поплывешь головой вперед, и будешь плыть дольше, чем жил.

Небьющееся сердце не сможет выталкивать кровь из разрезов на твоих руках, но вода сделает это за него. Тяжелые темно-красные струи медленно зазмеятся под водой позади тебя. Скоро в тебе не останется крови - только холодная вода.

Ты услышишь пение птиц - обычных лесных птиц, которых ты слышал тысячи раз, пока был жив. Только никогда раньше ты не слышал таких песен - тайных, какие птицы не поют, если рядом есть люди. Ты мертв, и в твоих венах холодная вода. Ты никому не выдашь их секрет.

Волны реки будут смыкаться над тобой, и тогда ивы и небо подернутся зыбкой пеленой, и редкие рыбки будут скользить перед твоими глазами, будто бы летая среди этих серых, дрожащих облаков. Ты будешь слышать насмешливый шепот рыб и свистящие пророчества, что изрекают речные змеи - пророчества, доступные только тем, в чьих венах - холодная вода.

Туман опустится на реку. Исчезнет граница между холодной рекой, туманом и тобой, и ты услышишь все, о чем шуршит трава и ивы на берегу. Все страшные секреты, что поверяли им люди и звери, они откроют тебе - ведь в твоих венах вода и туман, и тебе все равно.

Наконец, ты останешься один с серо-белым небом, и капли дождя упадут на твое лицо и в открытые глаза. Гром голосов услышишь ты, когда вода польется с неба и молнии перечертят тучи. Песни, клятвы, признания и проклятия - все, что было сказано под этим небом с начала времен, будет открыто тебе тогда. Все, что слышала вода, что теперь течет в твоих венах.

Твое плавание закончится, когда впереди ты услышишь переливчатый смех, и глубоко под водой заскользят грациозные стройные тени. Волосы, подобные темно-зеленому шелку, коснутся твоего лица, и русалки, улыбаясь, возьмут тебя за руки. На бесконечно далеком берегу твои друзья, согретые рыжим пламенем очага, будут пить, петь и вспоминать тебя.

А русалки, таинственно перешептываясь и прикладывая к губам тонкие бледные пальчики, увлекут тебя на дно - ведь в твоих венах - вода, а на голове - венок из цветов, какие носят только мервтые.

@темы: хтоническое, страшно?

---

Когда-то давно дикая кошка договорилась с древней женщиной, что будет по ночам приходить в ее пещеру и стеречь ее от ночных страхов и демонов. Древний мужчина и его прирученные волки отгоняли опасности дня, а вечером женщина разжигала костер и оставляла неподалеку кусочек мяса для кошки. Та принимала плату и усаживалась у входа, начиная свой ночной дозор. Оранжевые глаза светились ярче углей костра. Уши с кисточками поворачивались на шорох, когда тени переползали с места на место, подбираясь к пещере. Длинные усы вибрировали, улавливая малейшее движение воздуха - и более тонких материй, недоступных человеку.

А стоило какой-нибудь особенно черной тени попытаться проникнуть в жилище или, чего доброго, подобраться к человеку, кошка бросалась на нее, оскалив зубы. Грозные когти блестели, хвост неистово хлестал из стороны в сторону. Человек ворочался и бормотал во сне, пока кошка, катаясь по полу и рыча, боролась с его невидимым врагом. Настолько честно следовала кошка своему договору, что готова была отдать жизнь, защищая человека от демонов ночи.

Со временем люди перестали жить в пещерах. Менялись народы, жилища, обычаи - но если кошку впускали в дом и давали ей кусочек мяса, она до последнего вздоха берегла людей от врага, которого видела она одна. Кошка тоже изменялась. Она стала меньше, чтобы проникать во все уголки человеческих домов. Она отращивала шерсть, если было холодно, и училась плавать, если вокруг было много воды.

Посмотри на кошку, которая делит с тобой дом. Иногда она замирает, настороженно глядя в, казалось бы, пустой угол. Иногда - с тихим мявом бросается на что-то, чего ты не видишь. Иногда, просыпаясь ночью, ты видишь, как она, напружинившись для прыжка, хлещет хвостом по воздуху, и ее глаза тускло блестят в темноте.

Ты можешь думать, что ты - ее хозяин. Ты можешь саркастично говорить друзьям, что она - твой хозяин. А кошка будет чтить договор, заключенный с твоими предками во времена пещер и костров, и беречь тебя от того, что прячется в тени.

Но и ты его соблюдай.

@темы: хтоническое

---

Жил один человек, и у него была очень большая шляпа. Человек был сказочник: он сочинял чудесные, волшебные сказки, полные такой красоты, таких тайн, приключений и таких великолепных созданий, что и вообразить сложно.

Семьи у него не было, друзей было мало, и большинство его сказок так и оставались нерассказанными. Однажды он решил начать их записывать, но как только перо коснулось бумаги, вся красота куда-то пропала. Слова вроде бы складывались в предложения, а предложения - в истории, но все это было тускло и неуклюже - совсем не те чудеса, которые звучали у него в голове.

"Вдохновения нет," - улыбнулся сказочник и решил попробовать попозже.

Шли годы, новые сказки появлялись одна за другой. Любая мелочь, любая картинка - перышко на ветру, танец пылинок в солнечном луче, зарницы на рассветном горизонте, - вдохновляли его, рождая новую историю. Иногда он рассказывал их случайным прохожим, и те замирали, пораженные внезапно открывшейся красотой. Когда прохожих не было, он обращался к птицам на своем подоконнике, или к солнечному блику в ручье, или к туманной дымке, наползающей на его крыльцо.

И по-прежнему каждая попытка записать сказку оборачивалась набором бесполезных сухих слов. Он не расстраивался - "вдохновение придет, когда сочтет нужным", - но никому не показывал свои записи.

Человек любил гулять в лесу, надев свою большую шляпу. Он мог целыми днями бродить по тропинкам, и улыбка не гасла на его лице, а в голове роились новые сказки. И он всегда носил с собой толстую тетрадку - вдруг вдохновение посетит его во время прогулки?

Волосы человека побелели, у него выросла борода. Он продолжал рассказывать сказки прохожим и птицам, не умея записать их на бумаге.

Однажды летом, в тот дневной час, когда жара заставляет мир замереть, он шел по лесу и набрел на тропинку, которой раньше никогда не видел. Едва заметная в спутанной дикой траве, он вела его глубже в чащу, а он из-под полей своей огромной шляпы улыбался солнцу, пробивающемуся сквозь кроны.

Он шел долго и уже устал, когда тропинка совсем затерялась в траве возле большого, нагретого солнцем камня. Человек присел на него отдохнуть и в задумчивости достал свою тетрадку.

Первые слова легли на бумагу так легко, что он даже не сразу заметил, как начал писать. Некогда было даже подумать "ух ты, вдохновение!" - сказки, все эти годы теснившиеся под широкой шляпой, жаждали вырваться на бумагу.

Он был так увлечен, что не обратил внимания, как наступил вечер. Темнота не отвлекла его - стайка ярких светлячков уселась на поля его шляпы. С интересом заглядывая в его тетрадку, светлячки медленно вытягивались, превращаясь в маленьких фей. К утру все они так и уснули на его шляпе, а он продолжал писать.

Следующим вечером новые феи появились из чащи, тихо звеня крыльями и шикая друг на друга, чтобы шумом не мешать сказочнику. Им было так интересно, что они не желали улетать, спали по очереди, а потом шепотом пересказывали друг другу то, что успели прочитать в тетрадке.

Потом феечки начали ставить маленькие палатки и шалаши на полях его шляпы, и построили целый городок. Какой-то фей в зеленом фраке принес маленькое семечко и горсть земли, и оставил их прямо на тулье шляпы. Вскоре там проросло деревце, и со временем его ветви разрастались все шире.

Палатки и шалаши сменились маленькими домиками, в которых по вечерам горели огни и дым шел из труб. Феи уговорили лесных зверей зимой укладываться вокруг сказочника и согревать его своими теплыми боками, в уплату нашептывая им его сказки.

А он все писал, и ничто не могло его ни отвлечь, ни остановить. Целое королевство выросло на его шляпе, и персонажи его сказок ходили по его дорогам и жили в его дворцах и замках. В самом центре королевства возвышалось зеленое дерево, и тень его ветвей простиралась до самых краев шляпы.

Человек в очень большой шляпе так до сих пор и сидит на камне в лесу, записывая свои бесконечные сказки. А в волшебном королевстве на полях его шляпы все говорят шепотом, а по утрам и вечерам пересказывают друг другу то, что он пишет.

@темы: феи

---

В твоей чайной чашке живет дракон.

Вообще-то первый такой дракон появился в одной деревне высоко в горах. Там было большое прозрачное озеро, а люди очень любили чай. И каждый раз, выпивая чашечку чая, несколько глотков выливали в озеро. А если у кого разбивалась чашка, осколки тоже бросали в воду. Через много лет озеро приобрело насыщенный цвет черного чая, а в его глубине стали замечать движение, сопровождаемое негромким керамическим звоном. И в один прекрасный день дракон поднял голову над волнами, шурша чешуей из побуревших осколков чашек, и блеснул черными глазами, обводя взглядом берег, на котором несколько местных жителей, одетых в халаты, пили чай. Несколько мгновений он их внимательно разглядывал, а потом снова скрылся в маслянистой глубине, не вызвав всплеска - лишь мелкую, вялую рябь. А люди переглянулись, пожали плечами, допили чай, не забыв вылить немного в озеро, и пошли по домам.

Что с тех пор стало с тем озером, той деревней и теми горами - неизвестно, но чайный дракон - тот или другой, его младший брат или потомок, - поселился в твоей чашке.

Он, конечно, очень маленький и очень хорошо маскируется, пока спит на дне. Он просыпается, когда ты наливаешь в чашку чай, резвится, катаясь на спине по миниатюрным волнам, раскинув керамические крылья, ныряет следом за кубиками сахара, вгрызается в шкурку дольки лимона, урча и жмурясь. А когда ты делаешь глоток, ставишь чашку на стол и отвлекаешься на что-нибудь, он иногда высовывает голову из чая и пристально смотрит на тебя маленькими, блестящими черными глазками.

А если ты когда-нибудь разобьешь чашку, дракон возьмет несколько маленьких осколков и увяжет их в узелок. Взлетев на форточку, он с улыбкой оглянется на твой дом, на тебя, занятую уборкой оставшихся осколков, подмигнет чайнику, и, позвякивая крылышками, полетит искать то озеро в горах, возле деревни, жители которой так любят чай.

@темы: драконы

---

Светло-желтая пыль в слепящих лучах солнца, металлический запах и блеск, размытая зелень с обеих сторон и дымка на горизонте впереди. Гул в ушах и мерное раскачивание - беспокойное время неопределенности, и одновременно - самое спокойное и умиротворенное время в жизни, когда все ясно и цель прямо перед тобой, а что после этой цели - пока неважно.

Когда я еду на поезде, мне кажется, что по рельсам вперед несусь я сам, и ветер бьет в мое лицо, а не в металлический фартук тепловоза. И пыль клубится вокруг меня, и щебень насыпи шуршит под моими ногами, и яркое-яркое солнце разливается со всех сторон вокруг меня.

А иногда это спокойствие-в-движении прерывается. Шаг на потрескавшийся асфальт старенькой платформы, взгляд, жмурясь, на здания городка за забором станции, - и непреодолимоежелание отпустить поезд, закинуть сумку на плечо и пойти вдоль платформы, без мыслей в голове и цели впереди, начав новое движение-в-спокойствии.

---

Если ты вдруг обнаружишь себя одна на улицах города серо-зеленым весенним днем, когда запах цветущей липы наполняет улицы - очень может оказаться, что ты не будешь одна.

Того, кто будет рядом, можно увидеть боковым зрением, когда он сидит, свесив ногу с навеса над крыльцом одного из подъездов. Он похож на прозрачный силуэт, сквозь который все выглядит немного выбеленным, словно преломляется свет в стакане воды. У него нелепые, длинные конечности и круглая голова, а на голове иногда можно разглядеть кепку. Под козырьком кепки видны три черных круга - это его глаза. Еще ниже - прямая черная линия, параллельная горизонту, его рот.

А еще ты можешь встретить в пустынном переулке, на старой кирпичной стене, граффити - чью-то круглую трехглазую голову. Это тоже он, и когда ты не смотришь, уголки его губ приподнимаются в улыбке.

Ты не любишь такую погоду - серое небо, легкий ветер, свежая прохлада, - а он ее обожает. В такую погоду, если ты идешь по улице с сигаретой в зубах (или без сигареты в зубах), он незаметно шагает за твоим правым плечом, заложив длинные руки за спину и жмурясь на небо всеми тремя глазами. А если ты обернешься, замирает или снова превращается в рисунок на стене.

А если вдруг пойдет дождь - а ты так не любишь попадать под дождь, - ты спрячешься под навесом на крыльце подъезда одного из старинных домов, которых полно в здешних переулках. И, глядя сквозь пелену дождя, начнешь различать светлый силуэт, который капли обходят стороной. Он стоит во дворе, слегка ссутулившись, поглядывает на тебя и улыбается самыми уголками своих прямых черных губ.

А пока ты не видишь, он ходит по улицам, греется, как кот, вытянувшись во весь свой немалый рост на бетонном заборе, на крыше гаража, или среди молодой листве на ветке дерева во дворе; или веселится, прыгая с одной пожарной лестницы на другую. А может быть, просто идет по соседней с тобой улочке, подставляя лицо прохладному прозрачному ветру с запахом цветущей липы.

А еще он разговаривает. Чем ближе сумерки, тем проще его услышать. Его голос звучит, будто ты стоишь на улице под чьим-то окном и слышишь через форточку бормотание включенного радиоприемника. Прислушиваться - не помогает. А если ты продолжишь прогулку, позволишь узким улочкам вести себя, и будешь слушать только свои шаги - тогда, может быть, услышишь, как он, шурша подошвами чуть позади, наклоняется над твоим плечом и говорит тебе со странным акцентом:

- Hello, ma' friend...

@темы: хтоническое

---

Иногда в конце февраля ветер доносит до меня, городского жителя, запах далеких костров и вороний грай, - и я всегда знаю, что это означает скорый приход весны.

Далеко, но не слишком, за пределами городской черты, куда нельзя добраться ни на поезде, ни на автобусе, куда не проложено асфальтовых дорог, весна, выйдя из-за другого края мира, путешествует по земле со своей процессией.

Костры зажигают там, где она должна пойти. Козлоногие, рогатые существа с полубезумными улыбками танцуют, подбрасывая ветки в высоко взвивающееся пламя. Рыжие отблески пляшут на их ликующих лицах, они радостно вскрикивают на нездешнем языке, передавая от костра к костру новость о приближении весны.

Ориентируясь по столбам дыма, поднимающимся над горизонтом, разные твари стекаются туда, где она должна пройти. Вместе со зверями и птицами, встретить ее приходят морщинистые корявые лешие; худые полуденицы в оборванных платьях бредут, почти не касаясь земли, - их глаза слепы, но они безошибочно находят дорогу; с запада приходят полуночницы, - их шаги невесомы, а рты - зашиты; нагие зеленоволосые вилы верхом на многорогих оленях выезжают из спящих под снегом лесных чащ, и их взгляды полны отчаянного веселья; синевато-бледные мавки, чьи волосы, как плащи, полощутся по ветру, ползут неуверенно, оставляя на земле мокрые отпечатки рук и ног - вдали от воды им тяжело идти; маленькие, юркие черные бесы, как клочья дыма, скачут по снегу, их лиц не различить, и шорох снежинок смешивается с их тихим смехом; невиданные птицы с перьями зеленого, золотого и темно-синего оттенков и с девичьими лицами кружат между столбов дыма, и их песни непереносимы для человеческого уха. Многие, видимые и невидимые, уродливые и прекрасные, по одиночке и стаями собираются вдоль отмеченного яркими кострами пути.

И вот, в назначенный час заката, когда солнце бросает последний алый луч из-за горизонта, лица и морды оборачиваются на восток. И под неведомо откуда раздающийся бой барабанов, воронье карканье и нарастающий треск костров появляется она.

Она едет на гигантском звере - в четыре человеческих роста, с густой шерстью, зеленой от вросшего мха, и огромными изогнутыми белоснежными бивнями, он ступает, сотрясая земную твердь, словно чтобы разбудить ее. Следом за ней, пускаясь в пляс, идут те, кто пришел ее встречать, - и аккомпанементом процессии служат топот зверя и их собственные крики и песни.

Снег тает вокруг костров и позади идущих, и жар с дымом поднимаются в воздух, и все новые и новые существа собираются, чтобы встретить весну, задирают головы в попытках встретить ее пылающий взгляд, и идут по земле вместе с ней.

А сама весна - тонкая девушка в светло-зеленом платье с русыми волосами до пят. И говорят, если смертному мужчине случится увидеть, как она едет по миру, ее черты для него станут чертами той, кого он любит больше жизни. Смертная же девушка увидит в ней свое отражение.

@темы: хтоническое, феи

---

Охотник не послушал молвы и советов - все равно пошел на тот холм у края поля, густо поросший ельником, за которым начинался совсем уж дремучий лес.

На том холме, селяне знали точно, жила Лесная Лень. Птицы не летали над верхушками деревьев и не пели в ветвях, не слышно было и шороха кустов. Даже угол поля, находившийся ближе всего к холму, обрабатывали кое-как, неохотно, и почти ничего хорошего там не вырастало. Ему говорили, предупреждали, что никто еще не вернулся с того холма, - но охотник не послушал, взял нож и пошел.

Холм был большой, в ельнике царил полумрак и приятная прохлада, несмотря на жаркий летний день. Как только он миновал первые деревья, смолкло жужжание насекомых. Мошки оставили назойливые попытки сесть на вспотевшее лицо охотника, замедлили свое мельтешение вокруг него, а спустя дюжину шагов пропали совсем. Спустя еще дюжину он остановился и прислушался - в мягкой тишине было слышно, как едва-едва шуршит опавшая хвоя под его ногами. Он оглянулся - свет, пробивающийся между деревьями на опушке, казался далеким и бледным.

Охотник пожал плечами - ни одного зверя еще не было, какой бы от него скрылся. Его лицо и руки были покрыты шрамами от клыков и когтей самых диковинных животных со всего света - он до сих пор не охотился только на Лесную Лень, и был полон решимости ее выследить и добыть ее шкуру.

Он широко зевнул и уверенными шагами пошел вглубь леса.

Когда свет позади него совсем скрылся за деревьями, и остались только лучи, пробивающиеся сквозь ветви над головой, он увидел зайца. Заяц лежал под елью и спал без задних ног. Перевернувшись на спину, в позе, более присущей домашней кошке, он подергивал задней лапкой и совершенно игнорировал приближение незнакомца. Озадаченный охотник наклонился, ухватил зверька за шкирку, поднял и заглянул в мордочку. Животное выглядело совершенно здоровым - только помятым от долгого сна, да в шерсти его запутались пожелтевшие иголки. Бессильно повисший заяц приоткрыл один глаз, слабо шевельнул усами, попытался встрепенуться... и снова уснул. Неуверенный, что делать с неожиданной добычей, охотник слегка подергал зайца за уши и отпустил. Тот, сделав два неуверенных прыжка, снова завалился на бок.

Охотник почесал в затылке, потер глаза и отправился дальше вверх по пологому склону, туда, где в берлоге жила Лесная Лень.

Солнце прошло зенит, косые лучи света начали приобретать оранжевый оттенок - охотник шел все медленнее, а картины вокруг него становились все страннее. Среди опавшей хвои в лесной подстилке стали попадаться косточки птиц и мелких лесных зверьков. Чуть позже он разглядел застывшую на ветвях древней ели стаю птиц - они не шевелились и вообще никак не реагировали на человека.

Солнечные лучи стали темно-красными гораздо раньше, чем он рассчитывал - наверное, из-за ходьбы вверх по склону, передвигать ноги становилось все труднее, и он с каждым шагом загребал опавшие иголки и шишки носками сапог.

Миновав вершину холма, он увидел берлогу Лесной Лени - на небольшой полянке, перед выкопанной в склоне неглубокой пещерой лежал и сам зверь. Больше всего он был похож на огромную, с медведя размером, мохнатую темно-рыжую тушу, распластавшуюся на земле.

Охотник хищно улыбнулся, выхватил нож и, пригибаясь, мягко пошел в обход Лени, постепенно приближаясь. Он внимательно следил за дрожанием острых треугольных ушей существа, в любой миг ожидая нападения.

Напряжение нарастало по мере того, как он приближался. Вот он уже подошел на расстояние вытянутой лапы... но ничего не произошло. Ошарашенный таким безразличием зверя, охотник аккуратно ткнул его носком сапога и тут же отпрыгнул.

Лесная Лень медленно подняла тяжелую голову с торчащими из пасти клыками и посмотрела на охотника глубокими черными глазами. И тогда он почувствовал такую усталость, что ему сразу же захотелось прилечь, забыть о тяжком пути сюда, а заодно - и обо всех своих предыдущих охотах, изматывающих ночах в засаде в болотах и в ветвях деревьев, тетиве лука, натирающей пальцы, и морщинках вокруг глаз, так долго в постоянном прищуре вглядывавшихся в чащи разных лесов по всему миру. Ему захотелось забыть и о тяжелых тушах, которые ему приходилось носить на своих плечах, и о голоде и ломоте в ногах после многодневных переходов, и о тех бесчисленных ранах, которые оставили на его теле клыки и когти хищников. Он смотрел в эти глаза, похожие на маленькие окна в бездонное ночное небо, и думал об одном - прилечь бы, вздремнуть. А вместо подушки голову положить хотя бы и на мягкий мохнатый бок этого диковинного зверя. Он будет не против.

Охотник упал на колени, придавленный чудовищной усталостью. Стиснув зубы, он тряхнул головой и из последних сил сделал выпад. Нож пробил горло Лесной Лени, и теплая кровь словно бы неохотно плеснула на руки, крепко сжимающие рукоять. Лесная Лень умерла молча, и ее глаза закрылись, словно бы она просто снова уснула.

В тот же миг раздалось хлопанье множества крыльев и смятенные крики птиц. А селяне, возвращавшиеся домой с полей, бросали взгляды на стаю, неуверенно поднимающуюся в небо над дальним холмом, и только цокали языками да качали головами.

Охотник блаженно улыбнулся - наконец его дело было завершено. Лесная Лень, последний из известных ему диковинных зверей, был повержен, и оставалось только оттащить тушу в деревню да снять с нее шкуру как трофей. Но сначала - отдохнуть, ведь теперь уже некуда торопиться.

Он заполз в неглубокую пещеру, выкопанную Лесной Ленью под корнями старого дерева и улегся, с улыбкой глядя в небо над верхушками елей. А небо стремительно темнело, все больше напоминая ему о последнем взгляде огромного животного, лежащего у входа в берлогу.

Он проснулся утром, разбуженный зайцем, который обнюхивал его лицо. Взмахнув рукой, он пробормотал что-то, отгоняя зверька, перевернулся на бок, поглядев на все еще распластанную на поляне тушу, и снова уснул.

В следующий раз охотник проснулся на закате, и решил, что тащить огромного зверя лучше утром, со свежими силами.

На следующий день он совсем уж было отправиться в обратный путь, но воздух был такой теплый и свежий, слой опавшей хвои на земле - такой мягкий, а лесная тишина так ласкала слух, что он не мог заставить себя подняться. Вскоре снова пришла ночь, но он не почувствовал холода благодаря темно-рыжей шерсти, что так кстати начала расти по всему телу. Утром уже знакомый ему заяц пришел навестить охотника. Тот приоткрыл глаза, подул на него - и заяц, покачнувшись, упал рядом с ним и уснул.

И по сей день селяне сторонятся холма, что стоит, поросший ельником, у края дальнего поля - ведь там живет Лесная Лень, и нет спасения тому, кто забредет в ее владения.

@темы: хтоническое

---

В одном приморском городе, совсем недалеко от набережной, в переулке прячется небольшой ресторан. Люди ходят мимо него каждый день, но большинство просто не обращает на него внимания. А те, кто обращают, не помнят, чтобы когда-то этот ресторан работал.

Открытая досчатая терраса забрана зеленой решеткой, на столах и стульях копится пыль и опавшие листья, а сквозь щели между плотными шторами виден пустой и такой же запыленный зал. Никто не знает ни названия заведения, ни имени его хозяина. Кажется, ресторанчик прячется здесь с незапамятных времен, - даже самые старые старожилы не помнят времени, когда его здесь не было.

Однако иногда, в самом начале рассвета, когда ветер с моря особенно свеж, наступает особенный момент: суета портового города затихает, и всего одно мгновение на улице нет ни единого человека, не слышно ни голосов, ни шагов, ни корабельных сирен, ни хлопанья дверей, ничего. И вот если бы в эту секунду кто-то наблюдал за маленьким рестораном, спрятавшимся в переулке у набережной...

Для наблюдателя этот миг растянулся бы бесконечно. Он увидел бы, как распахиваются двери, открываются решетки и поднимаются тяжелые шторы. За окнами загорается свет, а на террасе появляется странный усатый господин с непомерно длинной шеей, одетый в старомодный сюртук и надвинутый низко на глаза котелок. Он, бурча себе под нос, берет метлу и сметает с досчатого пола пыль и сухие листья, а внутри ресторана тем временем тоже что-то оживает, туда-сюда, накрывая столы, начинают сновать маленькие человечки, звук шагов которых подозрительно похож на стук копыт.

Вскоре с кухни начинают доноситься запахи неизвестных специй и экзотических угощений, а в переулке появляются первые гости. При виде их длинношеий человек бросает метлу и принимает позу швейцара, с поклоном встречая каждого и провожая к столикам.

Первыми приходят жители города - суетливые домовые, гремлины в парадных камзолах, громыхающие ожившие памятники и Господин Крыса в белой жилетке и пенсне, - все они рассаживаются за столы и начинают ужин с услужливо поданного маленькими официантами коньяка.

Пока они ждут основных блюд, со стороны моря, оставляя мокрые следы, появляются новые посетители. Шлепая босыми ногами, неуклюже идут водяные; ступают, слегка раскачиваясь от непривычки к земному притяжению, почти обнаженные русалки, как на подбор бледные и рыжеволосые; горделивые тритоны ведут под уздцы своих морских скакунов-кэльпи. Некоторые несут с собой музыкальные инструменты - арфы, сделанные из костей диковинных рыб, флейты из раковин и барабаны из панцирей гигантских черепах.

Эти рассаживаются чинно, им приносят белое и зеленое вино в тонкостенных бокалах и салаты из зеленых водорослей.

Затем ветер ненадолго меняет направление, начиная дуть с гор. Он приносит звуки струн, и вместе с ними приходят те, кто на закате поджидают путников вдоль горных тропинок. Дикие демоны стреляют взглядом красных глаз из-под косматых бровей и пригибаются, чтобы пройти в двери; сатиры стучат запыленными копытами, на ходу наигрывая нестройные мотивы на своих флейтах; а некоторые из гостей с гор вообще никак не выглядят - только звук шагов несется над пустым переулком.

Ресторанчик постепенно заполняется, выносят новые музыкальные инструменты, и некоторые из посетителей начинают их настраивать и на разные голоса спорить о том, что они собираются играть. Остальным приносят пищу - большие тарелки, на которых лежат целиком зажаренные туши шестиногих свиней и кур со змеиными хвостами, салаты из сиреневых и бирюзовых листьев, чаши с чем-то дымящимся и бордовым, в которых, кажется, кто-то плавает. Суета нарастает, длинношеий господин не успевает раздавать подзатыльники своим маленьким помощникам и встречать все прибывающих гостей.

А гости прибывают все более экзотические. Низкорослые человечки с фигурой винной бочки и заполненной водой выемкой на лысой голове - этим длинношеий господин не кланяется, а лишь учтиво указывает рукой на свободный столик. Женщины в длинных белых платьях, чьи лица скрыты черными волосами - когда одна из них оборачивается, видно, что лица у нее вовсе нет, вместо него - один большой и ужасающе подвижный глаз. Другие женщины - беловолосые и одетые в зеленое, через разрезы их длинных юбок видны покрытые белой шерстью козьи ноги. Стайкой бегут, по-птичьи щелкая, миниатюрные существа, похожие на грубо вырезанные из кости фигурки людей. Гигантский, почти во весь переулок шириной, косматый монстр с девятью глазами и шестью рогами с барабаном под мышкой; ему не хватает места ни в ресторанчике, ни на террасе, поэтому он усаживается на ступеньках крыльца и начинает постукивать ладонями когтистых лап по своему барабану.

Потом один за другим появляются совсем уж непохожие на людей существа - клыки, когти, копыта, рога, крылья и клювы всех мастей - заполняют ресторанчик, гул голосов несется над переулком, в то же время непостижимым образом оставаясь не громче шепота. Зажигают все новые фонари - масляные и бумажные, оранжевые, зеленые, красные и синие, и теплый воздух маревом поднимается над террасой. Музыканты наконец договариваются и начинают играть странный мотив, который невозможно ни запомнить, ни забыть. Подают все новую пищу. Неоторые блюда выглядят ужасно заманчиво, некоторые - просто ужасно. Веселье в самом разгаре и, хотя у посетителей таинственного ресторанчика в изобилии присутствуют и когти, и клыки, и рога, а на столах - множество хмельных напитков со всех краев света (и, похоже, из-за краев), - не слышно ни одного сердитого голоса и не заметно ни капли недружелюбия. Кто-то сосредоточенно ест, кто-то беседует, кто-то танцует (странными парами - оборотень с русалкой, гремлин с красавицей-глейстиг, сатир с ожившей каменной скульптурой), кто-то просто раскачивается в такт музыке, задумчиво глядя перед собой.

И все это - в один бесконечный предрассветный миг, наполненный свежестью моря и окруженный тишиной спящего города.

Раздается сонный скрип открывающейся двери. Множество рогатых, пернатых, темноволосых, рыжих, седых, лысых голов поворачивается на звук... и словно вода течет из разбитой клепсидры, время стремительно набирает скорость, гости все вместе покидают ресторан, тая на ходу, как туман, угощения пропадают, слой пыли на столах и подоконниках вырастает на глазах, решетки опускаются, маленькие официанты исчезают в глубине ресторанчика и, наконец, длинношеий господин, бросив на переулок последний взгляд из-под шляпы, закрывает тяжелую дверь, - за мгновение до того, как на улице появляется первый прохожий, и город оживает.

@темы: хтоническое

---

Айе - большой любительнице кофе, - посвящается.

У кофейной феи много лиц. Когда ты утром, с трудом открывая один глаз, заходишь на кухню, она - смуглая и темноволосая - уже сидит на ручке джезвы или на загривке кота. На ней коротенькие шорты и кожаная жилетка, на ручках и ножках - звенящие браслеты. Она взлетает, подталкивает тебя к плите, сует в руки ложку и баночку с кофе, поднимает шторы и щелчком пальцев разжигает огонь под джезвой, пока ты сонно промахиваешься зажигалкой мимо конфорки.

Потом, пока ты пытаешься проснуться, шатаясь по квартире и натыкаясь на углы и мебель, она заботливо помешивает на плите твой кофе, обеими ручками обхватив чайную ложку и старательно звеня крыльями. Кот сидит рядом и внимательно за ней наблюдает - ждет от нее сигнала, чтобы побежать к тебе и потереться боком о твои ноги: кофе готов, иди снимай с плиты.

А когда ты греешь руки кружкой и с наслаждением делаешь первые глотки, фея сидит у тебя на плече, гордо задрав носик и вдыхая кофейный аромат. Ты допиваешь кофе и она, удостоверившись, что твои глаза как следует открылись, а искорки в них снова весело пляшут, сворачивается на дне твоей кружки и, сладко зевнув, растворяется в кофейной гуще.


А если ты покупаешь стаканчик кофе в автомате на улице - она сидит на этом автомате в протертых широких джинсах и черной футболке, с распущенными непослушными волосами и маленькой сигаретой в зубах. Ты садишься на лавочку в тихом дворе, отпиваешь немного кофеобразного напитка и прикуриваешь. Фея усаживается на спинку лавочки и вместе с тобой щурится на утреннее солнце, пока ты размышляешь о делах, которые сегодня предстоит сделать и дорогах, по которым предстоит пройти.

Потом ты выбрасываешь окурок и смятый стаканчик в урну, встаешь, глубоко вдыхая воздух утреннего города, и отправляешься по своим делам, а фея, шмыгнув в твою сумку, засыпает в одном из карманов, - до тех пор, пока ты снова не захочешь передохнуть и набраться бодрости за чашечкой кофе.


Или вечером, в кофейне, когда тебе приносят кофе в маленькой чашечке - она сидит на блюдечке, в черной юбке и белой блузке, с аккуратной прической, и, пока ты пьешь, из-под полуприкрытых век разглядывает тебя в приглушенном свете настольных ламп. Она очень внимательно следит, чтобы напиток и сам процесс доставлял тебе удовольствие и придавал сил.

А когда ты ставишь на блюдце пустую чашку, она незаметно улетает на кухню и возвращается с маленькой кофейной шоколадкой, прячет ее в один из твоих карманов, а сама исчезает в другом, чтобы снова оказаться рядом, когда ты захочешь выпить кофе.

@темы: феи, девочки

---

Во многих больших городах можно найти каменные статуи - вмурованных в стены старых зданий огромных мужчин и женщин, поддерживающих плечами балконы и карнизы.

Они годами молча стоят и смотрят на бегущих мимо людей, у которых нет времени остановиться и приглядеться. Но если найти несколько свободных минут, отрешиться от повседневного хаоса кипящей вокруг городской жизни, подойти, аккуратно заглянуть снизу вверх в каменное лицо и прислушаться...

Если ты понравишься духам, заключенным в камень, ты сможешь услышать их особенную каменную мантру, - вернее, не услышать даже, а почувствовать гулкую вибрацию под ногами, словно ты стоишь на спине гигантского спящего зверя. Духи расскажут тебе, что им снится. Они видят время, когда еще не было людей на земле, а сами они были гигантскими скалами и подпирали плечами само небо. Они вспоминают прозрачные воды горных рек, омывавших их склоны, теплое солнце, согревавшее их и огромные сосны, росшие у их подножий. Они помнят: земля тогда была огромна, от края до края, вечно молода и свежа, и полна тайн.

Они дремлют, не смыкая глаз, поют свои мантры и ждут, когда люди снова будут не нужны на земле. Тогда ни один человеческий глаз больше не сможет увидеть, как они, разваливая кладку стен, спускаются со своих постаментов, расправляют плечи и начинают медленное шествие по опустевшим городам, ломая построенные человеком дома и проложенные человеком дороги, кроша кирпич, металл и стекло. И когда не останется и следа человека на земле, они снова замрут, подпирая плечами очистившееся небо и глядя в тишине, не нарушаемой более человеческими голосами, как прорастает свежая трава сквозь каменную крошку, оставшуюся от уже не нужной здесь людской суеты. И снова земля станет молодой и наполнится тайнами.

А пока это время не пришло, - найди несколько свободных минут, чтобы подойти и приглядеться к каменному лицу атланта и прислушаться к его каменной мантре. Может быть он расскажет тебе о том времени, давным-давно, когда не было еще людей на земле...

@темы: хтоническое

---

Человек заболел. Слёг в одночасье, без видимых причин, чем очень обеспокоил всю свою семью. Все обитатели его большого дома денно и нощно крутились вокруг него, стараясь облегчить страдания и отогнать так неожиданно навалившуюся болезнь. Осенние бури отрезали путь к дому, врач не мог добраться до постели больного, и домочадцам пришлось бороться с недугом своими силами. Кто-нибудь постоянно находился рядом с несчастным, смачивал его лоб влажным платком, кормил его бульоном или поил каким-нибудь отваром.

Состояние больного не ухудшалось, но и лучше ему не становилось. У него был сильный жар, и перед глазами все плыло - иногда сложно было различить родные лица домочадцев. Редко удавалось что-нибудь сказать пересохшим горлом. Ему все время было душно, а вечно влажные от пота простыни мешали жить. Явь была похожа на череду беспокойных, бредовых снов, а сон - на тяжелое забытье.

Он почти никогда не оставался один, но вот понять, кто именно был рядом, было сложно. Временами он видел лица ясно и отчетливо, но жар мешал вспомнить, кому они принадлежат, временами окружающий мир и вовсе сливался в сплошное марево, а люди превращались в размытые фигуры.

Чаще всего же он видел у своей постели женщину, пристально смотрящую на него выцветшими голубыми глазами - ее лицо он всегда видел отчетливо, и оно как будто было ему знакомо, но сколько он ни силился, не мог вспомнить, кто она.

Она медленно входила в комнату, - высокая, худая, завернутая в выстиранную до желтизны простыню, сама как будто больная: сухие, потрескавшиеся губы, желтоватая кожа, исхудалое лицо, глубоко запавшие глаза и блестящий от пота высокий лоб. Она смотрела поверх голов суетящихся у постели домочадцев больного, и их лица как будто тускнели и меркли - он не мог оторвать взгляда от глаз странной женщины. Он чувствовал нарастающий необъяснимый ужас, глядя, как она неестественно медленно двигается, то смачивая прохладной водой платок, то помешивая очередной отвар, то просто прохаживаясь вокруг кровати словно в легком забытьи.

Все его мысли были заняты этой женщиной, и вскоре она вообще перестала покидать комнату - все время молча наблюдала за ним, то из дальнего угла, то склоняясь почти к самому его лицу, но никогда не касалась его. В ее присутствии его горло перехватывало странными спазмами, и он не мог выдавить из себя ни слова. Она пугала его все сильнее, он боялся остаться с ней наедине, боялся спать, - потому что стоило ему закрыть глаза, и он чувствовал ее почти невесомое горячее дыхание на своем лице.

Он пытался сказать о ней тем, кто был рядом, схватив за руку, со сдавленным хрипом указывал в тот угол, где она только что стояла, - и понимал, что там ее уже нет, что она стоит у самого его изголовья и, вроде бы, улыбается самыми уголками губ.

Потом она и вовсе перестала отходить от него. Сидела на полу у изголовья, положив тонкую руку на подушку рядом с его лицом и пристально смотрела на него, а он не в силах был даже пошевелиться от ужаса.

Несмотря на усилия родственников, болезнь не отступала, мужчина худел, бледнел, у него оставалось все меньше сил. Он почти не мог говорить, и лицо незнакомки, вечно сидящей у его постели, было единственным, что он видел сквозь лихорадочное марево, - ему уже казалось, что он видит ее даже с закрытыми глазами.

Но однажды ночью из-за двери его комнаты раздался топот, и на пороге появилась фигура кого-то из домашних. Таинственная женщина вскинулась и нахмурила тонкие брови, услышав радостный возглас о том, что непогода отступила, и на подъездах к дому видели экипаж врача.

Фигура исчезла, послышался удаляющийся топот. Женщина выпрямилась и медленно, словно под водой, обошла кровать. Замерев и не дыша, человек следил, как она с тошнотворной неторопливостью сбросила свою простыню и опустилась на его постель, сначала на одно колено, потом на руки, и медленно поползла к нему, не сводя пристального взгляда с его глаз.

Прошла целая вечность, наполненная далеким гулом голосов и громом пульса в ушах, прежде чем она улыбнулась совсем рядом с ним и, расплескав вокруг волну нестерпимого жара, заключила его в объятья.

***

Поднявшись по лестнице и почти бегом миновав коридор, подгоняемый домочадцами врач вошел в спальню больного. На кровати, на мокрых насквозь горячих простынях, лежал высохший и пожелтевший труп, а рядом с ним был отчетливо виден отпечатавшийся силуэт женского тела.

@темы: феи, страшно?

---

Если увидишь девушку, рассеянно бредущую по пшеничному полю, словно она что-то потеряла, - не приближайся, не смотри в ее сторону, не зови ее. Развернись и уходи.

Она идет, глядя под ноги и как будто что-то напевая. Позади нее не остается ни одного примятого колоска.

Если ты не развернешься сразу, - пойдешь за ней, но не сможешь ее догнать, будешь кружить под палящим солнцем в погоне за силуэтом, за светлыми волосами, простым льняным платьем, смуглыми тонкими руками и вечно скрытым от тебя лицом.

Нарастающий гул в ушах будет отвлекать тебя, солнце будет прятать ее фигуру за слепящим светом, ты вдруг поймешь, что пшеничное поле бесконечно - пропал и лес на горизонте, и крыши домиков ближайшей деревни, остались только желтые колосья и синее-синее небо - и танцующая девушка, за которой ты никак не сможешь угнаться.

Ты не сможешь понять, продолжаешь ли ты идти за ней, или уже упал без сил и пытаешься свернуться в клубок, скрыться от палящих солнечных лучей и этого странного, оглушительного гула, похожего на жужжание тысяч шмелей. А может быть - ты сам стал шмелем, и ты летишь над золотистыми колосьями, оказываешься в тенистой рощице у края поля, зачем-то скользишь вниз вдоль склона оврага, туда, где, скрытое полевыми цветами, проросшими его насквозь, лежит тонкое тело в полуистлевшем льняном платье...

Ты упадешь на колени, потом на спину, оглушенный и ослепленный, хватая ртом раскаленный воздух. Гул в ушах оборвется внезапно, и твоей руки коснется тоненькая ладонь. Ты откроешь глаза - и увидишь, в обрамлении пшеничных волос, ярко-алых бус и нестерпимого солнечного сияния, лицо высушенной мумии с зашитыми глазами. "Вот я и нашла тебя, милый," - скажут ее губы, и она потянет тебя за руку - танцевать под жарким полуденным солнцем, танцевать, танцевать...

@темы: страшно?

---

Шаман сидит на верхушке самой высокой скалы и пишет обо всем что было и обо всем что будет. Старый, старый шаман. Совсем седой и неподвижный. Только скребет пером по сухому пергаменту в огромной книге, что лежит у него на коленях. Страниц в той книге столько, сколько звезд на небе, и столько мгновений простоял и еще простоит мир. Каждый бесконечно долгий миг записывает шаман вороньим пером в книгу, чернила набирая с холодного неба между мерцающими звездами.

В книге этой описано все, что было, и что будет, и все, что там написано - случилось или случится. Все, что есть в мире, из-под скрипучего пера седого шамана на страницы ложится, каждый звук, каждый солнечный блик на воде, каждый шаг каждого человека и каждый взмах крыльев каждой птицы, каждый ливень и каждая снежная метель, каждая падающая капля и снежинка, каждый вдох и выдох.

У ног шамана раскинулся ленивый кот с фиалковыми глазами. Хвостом своим он забрасывает дрова в костер, греющий шамана, шевелением ушей меняя день на ночь.
На плече шамана сидит старый ворон. Ворон этот сам когда-то вылетел из-под пера шамана, да так с ним и остался. У ворона важная работа - через каждый взмах кошачьих ушей летит он над миром, собирая сны в шелковый мешочек. Снами этими он щекочет ухо шамана, и тот улыбается.

В полной тишине прислушайся - слышишь, в ушах звенит? Это старый седой шаман скрипит вороньим пером по пергаментным страницам книги, сидя среди звезд на самой вершине мира. И пока этот скрип не смолк, пока не перестали змеиться таинственные знаки из-под его руки, пока не захлопнул он с глухим стуком старую книгу - мир будет стоять.

@темы: хтоническое, шаманы

---

Дракон спал, ему было плохо. Веки его подрагивали, когти пытались что-то ухватить. Он дернулся во сне и попытался приподнять голову не открывая глаз.
- У-у-у-у... - морда дракона расплющилась по чему-то твердому. Да и рядом что-то так невыносимо гулко, громко ТОПАЛО. Он приоткрыл один глаз. "Золотистое. Блестит. Значит, до пещеры дополз... Никогда, я никогда больше не буду жевать табак. Тем более - с этими дурацкими лесными котами. А-а-а-а-у-у-у... Что же топает-то так в моей пещере, мыши закончились же вроде месяц назад еще..." При воспоминании о еде желудок как-то дернулся и пополз к пасти. Дракон с трудом разлепил веки. "Нет, это не пещера. Значит, не дополз."
Он распахнул глаза и рявкнул: "Бу!" В глазах, правда, сразу потемнело. Но эффект-то какой, эффект! Перед ним стояла... нет, уже сидела желтенькая маленькая феечка. "Вот что блестело! Вот что топало!" Феечка тупо пялилась на него широко распахнутыми голубыми глазами и мелко подрагивала.
- Зачем ты меня пугаешь! Тебе же плохо! А я помочь хочу! - голосок перепуганной феечки был как-то до безобразия пискляв. Дракон закрыл глаза и вздохнул. Ему правда было плохо.
- Ш... ш... шы-ы-ы-ы...
- Что с тобой? Что тебе принести? Что у тебя болит? Шило? Шиколадку? Может, ты картавишь? Тогда Шивот? Шихвост? Шиголова?
- Галавабалиииит...
- Алкогольное отравление? А я лечить умею! - феечка утопала куда-то вправо. Куда - непонятно. Глаза очень не хочется открывать. Послышался шорох, затем приближающийся топот и что-то невероятно кислое ворвалось ему в пасть. Дракон возмущенно шевельнул лапой. Что-то снова упало.
- Ты что! Ты же меня убить мог! Я же маленькая! - феечка, к сожалению, оказалась очень болтливой. - Полежи минут десять, и все пройдет. Я тебе пока голову остужу... Влажная тряпочка шмякнулась ему на лоб. Феечка вскарабкалась ему на нос и стала аккуратно протирать голову. "Мелкие золотистые девицы сначала травят, потом морду пачкают. Как ми-ило..." Но головная боль стала отступать. Вот что значит фейское лечение.

Голова у него болеть перестала.
А до пещеры он не дополз чуть-чуть.
И феечка, как оказалось, знает множество сказок. Но характер у нее не мягкий какой-то.
Лесные коты теперь часто смеются над ним. "А ты у нас не так проооост! Жениться-то не собираешься? Или все-таки удочеришь?"
Табак он больше не жует.
Да и живут пока спокойно. Кажется...

****
Ты что! Совсем с ума сошел?? Есть мышей! Они же живые!
- Ну а чем же мне питаться-то?
- Травой. Тра-вой! Дракон-вегетарианец - это же так мило!..

****
- Так. Дорогой чешуйчатый друг. Ты когда повыносишь из нашей пещеры этот хлам?
- Эй! Не трогай сокровища! Я копил их всю свою жизнь!
- Ты всю свою жизнь пыль копил! Я же заболею и умру! Тебе будет стыдно!
- Не умирай. Ну я не знаю, что делать. Но сокровища - не дам.
- Хорошо. Предлагаю выбор. Или все выкидываешь, или уборка.

(А вы видели когда-нибудь дракона в фартуке и чепчике? А фея видела.)

@темы: драконы, феи